НАСЛЕДНИК АВАНГАРДА

Он часто брал Якова на спектакли и он знал их буквально наизусть. Наблюдение за сценой, ярким хорошо срежессированым действом, несомненно повлияло на него, как на фотографа. Во многом к фотографии его пристрастил отец – у него была камера “Кодак”, которую они брали в заграничные поездки, в семейном альбоме сохранились неплохие фото.

В школьные годы Яков увлекся фотографией всерьез. Выпускал стен-газету, а в 16 лет сделал свой первый фоторепортаж – в день похорон Ленина в жуткий холод добрался с толпой до Красной Площади с отцовским “Кодаком”, сделал один единственный снимок, который вечером успешно проявил, а утром выпустил с ним спец-номер школьной газеты.

После школы в 1925м поступил на кинокурсы им. Чайковского, а затем на операторское отделение в кинотехникум ГИК, позднее ставший ВГИКом. Ненадолго был призван в Красную армию, служил в автороте в Хамовниках, где тоже не сколько изучал матчасть и вождение, а занимался любимым делом – выпускал фотогазету.

Но “Огоньковсцем” он не стал – во второй раз его “привели за ручку” туда Макс Альперт и Роман Кармен, отрекомендовали его и Халип получил свое первое задание – снять пробег аэросаней. Редактор договорился с водителем, чтобы ему дали место в одной из машин и дали инструкцию “Садись в 17й трамвай и доезжай до конца, там все увидишь”. Он ринулся к остановке, прыгнул в трамвай и думал только о том как лучше снять сюжет, пока не понял, что едет в неправильном направлении, и оказался в противоположном направлении города. Позже выяснилось, что аэросани на которых он должен был ехать перевернулись и водитель получил очень серьезные травмы.

Он продолжал учиться и снимать… В 1982 году он принял участие в выставке “10 лет советской фотографии” и получил первый поощрительный диплом за серию портретов. В 1929 начинает работать на студии “ГОСВОЕНКИНО”, а позже – Межрабпомфильм – ассистентом оператора и фотографом картин под руководством оператора Леонида Косматова, и с режиссерами Борисом Барнетом, Всеволодом Пудовкиным, Николаем Охлопковым. Его фото того времени печатались в журналах “Советский Экран, Кино и жизнь”, “Советское фото”. Параллельно он старается участвовать во всех конкурсах и выставках.

Но Халипа с его общительностью, активностью, вкусом к жизни больше привлекает репортажная съемка – и с 1930 года он начинает работать в крупнейшем издании того времени, “блестящей витрине советской жизни” иллюстрированном журнале СССР на стройке, основанном М.Горьким и М.Кольцовым. Работа в журнале положила сотрудничеству, а позже и дружбе с Александром Родченко. К середине 1930х годов Халип становится одним из ведущих фоторепортеров журнала. В 1935 году он начинает работу над альбомом, посвященным ХХ годовщине Красной Армии и Флота. В этот период он снимает несколько из своих наиболее известных работ – “Торпедист”, “Квадрат 69”, “На страже”. Он всегда любил море и снимая сюжеты о Балтийском флоте для журнала и альбома о военных моряках, Халип снял несколько совершенно “мирных” фотографий. Одна из них – “Яхты в Финском заливе” принесла ему несколько медалей на международных конкурсах.

“Это была очень серьезная, подчас кропотливая работа. Часами мы сидели и разбирали какую-нибудь одну, две, три фотографии, и уезжали после этого обратно, порой далеко, потому, что снимали тогда кто на Балтике, кто на Черном море, и возвращались и были обрадованы, если наши работы ему нравились. Это была высшая награда и высшая оценка”.

“С приближением к родным берегам после 4-х дневного похода берусь за перо. Идем к Кронштадту после учений, проведенных у южных берегов Балтийского моря. Работа в походе имеет свои положительные и отрицательные стороны. Положительные: фиксируешь людей, краснофлфотцев, командиров и работу механизмов так как это происходит по-настоящему без инсценировок и отсебятины. И в этом своеобразный минус – невозможно сделать и построить кадр так, как мне хотелось бы. Являясь единицей а боевом корабле, подчиняюсь проведению тревоги по боевому, так как, сами понимаете все “задраено”, людей нет. Еще одно обстоятельство: меня подвели облака. Или чистое голубое небо, или серятина затянет. Но несмотря на встретившиеся трудности старался их преодолеть и работать. Думаю, что часть материала будет интересной. Сделал пробную проявку на “Марате”. Все в порядке. Не знаю, как еще будет обстоять дело с остальной проявкой, так как условия не блестящие. А материал надо посмотреть на месте. Завтра продолжаю съемку в Кронштадте и готовлюсь к параду физкультуры в Ленинграде. По приезду в Ленинград буду звонить. Настроение боевое. Привет всем. Уважающий вас Я.Халип”.

По докуметальным кадрам жизни Халипа на корабле можно увидеть еще одну сторону работы фотографа. Да, он подчиняется распорядку дня, боевой тревоге и т.д. Но одновременно он фотограф, у него свои задачи и своя роль на боевом корабле. Он успевает напечатать фотографии и сделать мини-выставку, посвященную будням моряков. Фоточерк “Линейный корабль Марат сегодня” выставленный на палубе включал 27 снимков. Среди них уже как бы прошли предварительный отбор основные кадры – офицер с биноклем, якорь, зарядка. Те кадры, которые в дальнейшем войдут и в альбом, и станут “визитными карточками” Халипа.

Не случайно Халипа называют учеником авангарда, учеником Родченко. Статья Родченко о Халипе, опубликованная в “Советском фото” написана в духе авторских размышлений о пути фотоискусства, о поиске фотографом собственного творческого пути и выборе тем.

Родченко подчеркивает умение Халипа снимать красиво. Истоки этого он видит в творческой биографии молодого фотографа в опыте работы на киностудиях.

“Он начал работать на в Межрабпоме, где работал фотографом по рекламе кинокартин. В то время Межрабпомфильм на девяносто процентов люби и делал красивое вообще. Это красивое были: “Медвежья свадьба”, “Ледяной дом”, “Поликушка”, “Кукла с миллионами”. Красивость – опасная дорога, но Я.Халип сумел показать фотографическими средствами действительно красивую жизнь в стране социализма.

Снимая по заданию журналов и книг, Халип оставался на территории искусства, а не политики. Он работал для изо-издания, где стояли задачи не просто идеологического, а культурно-идеологического продукта, для которого уровень дизайна и макетирования был определяющим. Журнал “СССР на стройке” ориентировался на “внешний рынок”, поскольку выходил на испанском, немецком, английском и французском языках, кроме русского…

Отправлялся в плаванье в большой спешке. С аппаратурой и прочим скарбом его при помощи грузовой стрелы в специальной сетке перегружали с борта одного судна на другое. По пути к СП-1 кроме съемки, организации выставок и прочего приходилось принимать участие в работе команды, особенно в шторм и во время авралов, когда судно надо было освобождать ото льда.

Съемка на льдине и в лагере Папанинцев, судя по рассказам и описаниям, проходила очень сумбурно в большой спешке. Нужно было запечатлеть лагерь до того, как его начнут разбирать. И это было непросто. Халип писал в журнале “Советское фото”, что он жалел впоследствии, что старался выбирать лучшую точку съемки, скомпоновать кадр, в то время, как нужно было просто больше снимать. Тем не менее за два часа на льдине он сделал около 500 снимков.

За 10 дней до отплытия на борту “Таймыра” Халип еще снимал сессию Верховного совета. Собираясь он взял три фотокамеры “Лейка”, с тремя объективами – 50мм, широкоугольником 35мм и телевиком 135, запас пленки кодак и агфа, экспонометр Вестона 1937 года.

Трижды после штормов фотокорреспонденты Я.Халип и В.Темин помогали скалывать лед, предварительно засняв обледенелый корабль и авральные работы..

“Несмотря на сильный шторм мне удалось выпустить три номера фотогазеты “Союзфото” на “Таймыре”. Первый номер был посвящен сессии Верховного Совета СССР, второй – текущим событиям, жизни на корабле, и специальный номер выпустили ко дню Красной Армии и Военно-Морского флота”.

Для того, чтобы найти лагерь Папанина во льдах использовался разборный самолет У-2. Халип детально описывает полеты летчика Власова в лагерь Папанинцев, поиск открытой воды во льдах, чтобы корабли могли как можно ближе подойти к льдине, где стояла палатка. Около 70 человек от кромки льда отправились к полярной станции, чтобы помочь ее разобрать и унести снаряжение.

“Лагерь представлял собой что-то вроде хорошо обжитой усадьбы - небольшая льдина, окруженная забором из торосов. Посередине станция стояла жилая платка, рядом стоял павильон Жени Федорова, на трех столбах были натянуты шкуры трех убитых медведей. 

Напрасно! Я пробовал проникнуть в ледяную палатку, но она была переполнена людьми. Каждый щупал оленьи шкуры, которые служили постелью Папанину, каждый брал что-нибудь из лагеря себе на память”.

Халипу при этом достался, наверное, самый яркий сувенир. В качестве оплаты за свои услуги парикмахера он получил карту дрейфа станции, хранящуюся в семье…

Халип заверил, что он хороший фотограф. Сталин дал команду и Халипу принесли его “Лейку”. На следующий день в “Правде” была фотография – “Сталин в окружении героев-папанинцев и их жен”. Эта съемка сыграла свою роль. Вскоре Халип получил возможность сделать один из официальных портретов Сталина, использовавшийся даже в его партбилете.

Интерес в этом отчете фотографа, помимо съемки исторического события, представляю еще два момента, характеризующие эпоху. По пути к лагерю папанинцев, Халип, судя по его тексту, успел выпустить три фотогазеты на корабле, посвященные работе экапажа и знаменательным политическим событиям. Это значит, что в каюте корабля он устроил фотолабораторию, в которой проявлял пленку и печатал снимки. Фотография выполняла роль документа и награды за ударный труд участников экспедиции. Кроме того, Халип брал с собой порядка 300 снимков своих предыдущих работ, которые показывал экипажу корабля. Фотография становилась еще и средством агитации и пропаганды, а фотограф – пропагандистом фотографической культуры.

Второй момент - скорость публикации материалов. Для того, чтобы ускорить доставку пленок в редакции и агентства (Халип представлял Союзфото), фотограф просил, чтобы навстречу Таймыру из Мурманска вышел бы другой корабль, на котором фоторепортер добрался бы до Мурманска, далее на курьерском поезде “Полярная стрела” до Ленинграда, там пересел на самолет и таким образом попал в Москву уже в первых числах марта. А 2 марта в газетах уже были опубликованы снимки спасения экспедиции, встречи Папанина с семьей и тд. Сейчас в эпоху Интернета трудно представить подобные технические трудности, с которыми сталкивались фоторепортеры в 1920е и 1930е годы.

Их дружба продолжалась всю жизнь. Вместе с Симновым он работал в осажденных Одессе, Севастополе, Мурманске. Снимал бои на Кваказе, освобождение Вязьмы, Новошахтинска, Вильнюса и других городов.

Первый фронтовые снимка Халипа были связаны с Одессой. Она уже была осаждена, и он ехал туда и обратно на разных судах и суденышках, три раза туда и три раза обратно. Другого способа передать снимки Одесской обороны не было. Надо было попасть в Одессу, снять, еще раз вернуться обратно под бомбежкой морем в Крым, напечатать там фото, отправить его в редакцию и снова в путь, в Одессу, делать следующие снимки.

Симонов: Не скажу, что Яков Николаевич Халип был бесшабашно храбрым человеком, которому “море по колено”. Да и не строил он из себя храбреца, как это пытались делать некоторые другие. Но у него была одна черта, вызывающая к нему глубокое уважение, - он выполнял свои обязанности, не отсупая ни перед какими трудностями. Только и всего. А большего, между прочим, на войне от человека и не требуется.

“…когда мы подошли к минометчикам, румыны пустили несколько залпов явно не по нам, куда-то влево и вправо, но все таки довольно близко. Яша опять грустно, но довольно спокойно сказал, показав на серое небо, что из съемки ничего хорошего н выйдет, но если уж я непременно так хочу, что же, он будет снимать, недаром же мы в конце концов тащили сюда Балашова. Яша вынул фотоаппарат и стал примериваться к минометчикам. Они вели ответный огонь по румынам. То один, то другой миномет топал в пяти шагах от нас.

Румыны опять начали бить из минометов. Положение было довольно глупое, ибо минометчики сидели в окопе, но снимать нужно было сверху, стоя на совершенно открытом месте. Однако ничего не оставалось делать, Яша ворча, что неизвестно какую ставить выдержку при такой погоде, стал их снимать, сначала с одной позиции, потом с другой. У меня появилось довольно отчетливое желание лечь на землю рядом с минометчиками или сесть к ним в окоп. Думаю, что такое же желание было и у Балашова. Но это, конечно, исключалось, ибо не могли же мы оставить на поверхности одного только несчастного Халипа. В ответ на ворчание Яши, что при такой погоде неизвестно какая нужна выдержка, я довольно нервно – мне тоже было не по себе – сказал – ему, чтобы он снимал “на тик так”.

На “так так”? воззрился на меня Яша – На “тик так” я не могу: у меня руки дрожат – и этим искреним признанием навсегда подкупил меня, ибо несмотря на то, что ему было очень страшно, он все таки продолжал снимаь дрожащими руками, и по своей профессиональной привычке отвратительно долго и тщательно.

Молодец – в свете последнего замечания Яши я воспринял реплику Балашова, как иронию. Оказалось, что это не так.

Молодец ! убежденно повторил Балашов – Вот ведь как боится, а все таки снимает. Так и все мы – добавил он – В этом все дело на войне. А больше ничего особоенного на войне нет.

По сельской дороге идут старик со старухой и двумя малолетними детьми. Старик впряжен в повозку, жена толкает его сзади, внук постарше идет рядом, а маленький лежит на тележке. Все босы, идут по грязи. В сборнике статей “Фотожурналист и время” журналист Константин Симонов описывает спор со своим коллегой, фоторепортером Яковом Халипом, насколько приемлемо снимать такое, открыто наводя камеру на подобные сцены. Годы спустя, когда этот снимок стал классикой, он иначе описывает этот эпизод: “тогда мы были оба по своему правы: фотокорреспондент мог запечатлеть это горе только одним образом – только сняв его, и он был прав. Мне показалось тогда стыдным, безнравственным, невозможным снимать все это, я бы не смог объяснить тогда этим людям, шедшим мимо нас, зачем мы снимаем их страшное горе. И я тоже по своему был прав”.

О том, что Халип снимал бы для себя и как он воспринимал жизнь без прикрас и редакционной установки мы можем судить благодаря подобным трагическим эпизодам на дорогах войны. Действительность без глянца. Моменты, которые бывший с ним рядом Константин Симонов не смог сразу оценить и лишь на фотографиях Халипа увидел их как исторический документ. Такой же точно щемящий документ, как и красноармейцы, инвалиды войны на костылях, окружившие крупповскую пушку на выставке трофейного оружия в парке Культуры в Москве 1943 году.

В ней соединяются и оба чувства, которые своей проникновенностью отличают многие работы Халипа – мужество и проникновенность. В то время, когда была сделана эта фотография, мы твердо были намерены, чего бы нам это ни стоило дойти до фашистского Берлина. В то же время мы ненавидели эту войну, к которой нас вынудили фашисты. И мы не боялись говорить о том, что мы ненавидим эту войну и жаждем мира. И Халип тогда в разгар войны, смело сказал об этом своим языком – языком фотографии”.

В 1953 году после смерти Сталина, Халипу удается устроится в журнал “Советский Союз”, который начал выходить с 1950 года, как преемник “СССР на стройке”. В “Советском Союзе” он проработал до конца жизни -  он объездил всю страну вдоль и поперек – несколько раз бывал на Целине, совершил большую поездку по Енисею, проплыл Днепр от истока до впадения в Черное Море. Снимал ключевые политические события и международные кинофестивали, города и веси в разных концах России и, строящуюся Москву, включая, естественно строительство гостиницы “Россия” и одноименного кинотеатра, нового Арбата.

“Потепление 1960х” сказалось и на работе журналистов “Советского Союза”. Начались поездки за рубеж – в основном, конечно, для освещения визитов официальных советских делегаций. Халип часто сняв отчет о поездке члена правительства в ту или иную страну, посвящал много времени и съемкам “для души”.
Так появились довольно любопытные фотографии, сделанные в Алжире, Индии, Морокко, Корее, Пакистане, Италии, где он снимал в том числе ралли старинных автомобилей в городке Рапалло.

Есть у него два портрета казка Парамона Самсоновича Куркина, колоритного, барадатого. Первый снят в 1943, другой почти 15 лет спустя. У Симонова об этом, втором снимке есть небольшая статья с теплыми словами о Куркине и о Халипе, сделавшем возможностью встречу с фронтовым другом в мирное время. Так он снимал Пашу Ангелину, первую женщину-трактористку и многих других.

Они попросили сфотографировать их на память. После того, как это фото было опубликовано уже в бытность Брежнева на посту генсека, эта фотография стала довольно популярной. Леонид Ильич сам ее очень любил и имел обыкновение дарить “высоким гостям” на память. Тому есть свидететльства, как он дарит ее Фиделю Кастро, немецкому канцлеру Гельмуту Шмидту и тд.

При жизни состоялось несколько персональных выставок Якова Халипа.

В 1960 он открывает выставку советских фотографий в Королевском фотографическом обществе в Лондоне, а затем в Эдинбурге. Там было представлено более 70 работа Якова Халипа.

1968 – Персональная выставка Якова Халипа в Москве.

1963,65,67 Персональная выставка в Чехословакии.

1975 – персональная выставка Якова Халипа в Финляндии.

Участвовал во многих всесоюзных и муждународных фотовыставках и фотосалонах, его фото были отмечены призами и медалями (1957 Большая золотая в Голландии, серебряная в Зегребе и Антверпене, бронзовая в Антверпене и Париже).

Халип оставил громадный архив негативов и фотографий, в том числе “винтажных”. Его фотографии представлены в коллекциях фотогалерей в Европе и США, появляются на международных аукционах.      

Халип был награжден орденами “Знак почета”, “Отечественной войны II-степени”, “Дружбы народов(1978)”, медалями “За Оборону Одессы”, “За Оборону Кавказа”.